"Наденьте, парни, ордена! Вам нечего стыдиться..."

• 15 февраля 2016, 16:02
• Тамара НЕКРАСОВА
• Общество

Эта война длилась вдвое дольше, чем Великая Отечественная: 9 лет, 1 месяц и 19 дней. Она унесла жизни 15 тысяч советских военнослужащих.

Наши войска ушли из Афганистана 15 февраля 1989-го, 27 лет назад.

По случаю этой некруглой даты в администрации Тюменского района состоялся торжественный прием участников боевых действий, посвященный выводу войск из Афганистана.

Слова признательности мужчинам, собравшимся в зале, высказали заместитель главы Тюменского района Ольга Зимина, депутат областной Думы Александр Крупин, военный комиссар по Тюменскому и Нижнетавдинскому районам Андрей Матвеев, председатель районного отделения "Боевого братства" Ориф Рузибаев, председатель совета региональной организации ветеранов десантных войск Григорий Григорьев.

Ольга Зимина от имени главы района Светланы Ивановой передала участникам встречи слова благодарности за верность воинскому долгу. "И до сегодняшнего дня нет однозначного отношения к событиям тех лет, но бесспорны мужество, отвага, честь наших солдат, которые должны стать для молодежи ориентиром истинно мужского поведения", – сказала она.

Далеко не каждый из собравшихся в зале немолодых, по-военному подтянутых людей надел в этот день награды. "Почему ты не носишь орден Красной Звезды? – обратился к одному из "афганцев" Григорий Григорьев. – Пусть гордятся этим дети и внуки. Парни, давайте не стесняться того, что мы сделали и гордиться тем, что мы сделали!.."

На торжественном приёме вручали награды, показывали кадры кинохроники и пели песни. Некоторые из них исполнили члены музыкального "Боевого братства" – хора ветеранов локальных войн из посёлка Боровский. Поклонились женщинам, не дождавшимся из Афгана своих сыновей, братьев, мужей. От имени матерей и жён Ольга Шемякина, вдова военного летчика, высказала слова признательности районной организации "Боевое братство" за постоянную поддержку, за добрые слова, которые лечат израненные женские сердца, за память о тех, кто ушёл в вечность.

В Тюменской области участниками "афганской" стали свыше 300 тысяч человек. 131 из них погибли.

Из Тюменского района через Афган прошли 170 человек. Шестеро молодых ребят погибли: Игорь Вятчинин из Каменки, Игорь Ефремов из с.Яр, Акрам Рахимов из Ембаево, Сергей Чеблаков из Червишево, Владимир Шемякин из Винзилей, Василий Хабаров из Онохино. Пятеро из них награждены орденом Красной Звезды. Посмертно…

А теперь – фрагмент интервью с одним из участников встречи в администрации района "афганцем" Сергеем Захаровым, помощником депутата Тюменской областной Думы Александра Крупина.

- Сергей Васильевич, в Афганистан вы попали по долгу службы или по своей воле?

- Я сам написал рапорт с просьбой отправить меня в зону боевых действий. Закончил военное училище, получил назначение, но очень хотелось себя проверить... Так в 1981-ом я оказался в провинции Шинданд, в дивизии, которой командовал генерал-майор Громов, впоследствии командующий 40-ой армией и Герой России.

- Какими были первые впе­чатления?

- Неимоверная жара - это особенно обостренно чувствовалось после северного Архангельска, где я служил. Страшная нищета... Мелкие лавки-дуканы ломились от товаров, но все они были произведены в других стра­нах и местному населению были не по карману. Грязные, в калошах и обветшалой одежде афганцы, их женщины, закутанные в па­ранджу. Даже Кабул не про­изводил впечатления столи­цы - ветхие жилища, прилипшие к скалам, где четвертой стеной дома сама скала и служила...

- Ваши представления о вой­не совпали с тем, что вы увидели на самом деле?

- Это была война, совсем не по­хожая ни на одну из тех, о которых мы читали и слышали. В основном она была партизанской, в горах, боевые действия не были постоян­ными и широкомасштабными, но риск быть убитыми был очень вы­сок. Убить могли из снайперской винтовки во время передвижения колонны по "серпантину", подорвать машину... В первое время мы теря­ли очень много людей - ведь опыта ведения боевых действий в горах ни у кого не было. Воинские части, созданные для такой войны, были давно расформированы - за нена­добностью. Опыт нарабатывался кровью.

- И вашей кровью - тоже?

- Нет, я ранен не был, хотя ситу­ации бывали разные. Дважды под­рывался на минах. Первый случай был в самом начале. Ребятам не хватало боеприпасов, и я, молодой лейтенант и комсомольский секре­тарь, вызвался поехать старшим. А опыта еще никакого... Ну и заехали на минное поле. Переднее колесо подорвалось, дверь выбило, новень­кий бушлат на мне в клочья - и ни одной царапины. А если б подорва­лось заднее колесо, где в кузове -100 артиллерийских снарядов?..

- Сейчас вы рассказываете об этом, словно о каком-то забавном эпизоде вашей жиз­ни. А тогда, в 1981-ом, было не до смеха?

- Смеяться было некогда - нача­лась работа, нашу машину задним ходом вытаскивали с минного поля, и осознание того, что ты находился на волосок от смерти, пришло на­много позднее.

- Передо мной боевой лис­ток с пространной цитатой из программы КПСС. Заголовок - "Спасая товарищей". Читаю первый абзац: "Он остался один, но не отступил. Высо­кой правительственной награ­дой - орденом Красной Звез­ды - был отмечен поступок гвардии капитана С.В.Захаро­ва." Расскажите, как всё было.

- Если убрать всю пафосность заметки и оставить только факты, то так и было. Я был назначен ко­мандиром взвода. Вскоре взвод стал именоваться отличным, и командование части предложило мне заняться комсомольской работой. Проводили многочисленные собра­ния, в походных условиях на БТРе растягивали плащ-палатку, на ко­торую нашивались карманы для информационных материалов и "бо­евых листков" - это была "Ленинс­кая комната"... Но секретарь ВЛКСМ части в зоне боевых действий - это совсем не тот чиновник от комсо­мола, каких мы много видели "на гражданке". Чтобы тебя уважали ребята, надо уметь и любое упраж­нение на гимнастическом снаряде показать, и стрелять метко, и ма­шину водить мастерски - у солдат должна быть вера в командира, в то, что он найдет правильное ре­шение в любой, самой сложной обстановке. И доказывать это надо на деле. И я доказывал, непосред­ственно участвуя во всех боевых операциях.

В ту группу разведчиков я попро­сился сам. Нашей задачей было разведать цели крупного формиро­вания душманов и провести кор­ректировку огня наших артиллери­стов. Высадились на высоте-1950 вблизи Кандагара. Трое суток вели наблюдение и корректировку огня, а когда спускались с гор, нас за­метили душманы. Связь с частью была потеряна, и помощи ждать было неоткуда. Счет шел на мину­ты, и каждая минута могла стоить жизни ребятам. Тогда я попросил командира группы оставить со мной одного человека, чтобы мы могли отвлечь на себя внимание банди­тов от основных сил. Вдвоем с сержантом заняли позицию за кам­нями, открыли огонь... Душманов оказалось много, атака следовала за атакой, сержант был убит, и я один продолжал вести прицельный огонь... Патроны расстрелял, оста­валось две гранаты, и этот бой был бы последним в моей жизни, если б в тыл бандитам не вышла группа десантников. Много бандитов унич­тожили, 12 человек взяли в плен, а убитого сержанта я вынес на своих плечах...

За этот бой я и был представлен к ордену Красной Звезды - к награ­де, которая среди тех, кто "поню­хал пороху" ценится даже выше, чем орден Боевого Красного Знамени. Орден торжественно, на плацу, вручил генерал Громов...

- Вернемся к высоте-1950. Сергей Васильевич, я правиль­но поняла, что вас в той группе не должно было быть и вы попросились сами?

- Я участвовал во всех 22 боевых операциях, которые провел наш полк за два года моей службы. Да, был не обязан это делать. Да, мог напутствовать ребят перед похо­дом, а потом по возвращении из боя приветствовать их набором готовых идеологических штампов – и никто бы не упрекнул меня в невыполнении своих обязанностей. Но политработник в "горячей точ­ке" - это не просто командир, это духовный наставник. Мы столько вбивали в головы нашим ребятам, что комсомольцы должны быть впереди - и вот он, этот случай дока­зать, чего стоят комсомольцы, а уж тем более их вожаки... Я не мог оставаться в стороне, солдаты должны были знать, что со мной можно пойти в разведку - и в пря­мом, и в переносном смысле...

- Что происходит в душе чело­века, о чем он думает в такие моменты, почему молчит его инстинкт самосохранения, когда он принимает решение закрыть грудью амбразуру или остаться прикрывать отходя­щий отряд?

- Трудно описать эти чувства, ко­торые рождаются только в крити­ческой ситуации... Думаю, у каж­дого они сугубо индивидуальны. Там, на высоте, это не был бесша­башный азарт или "состояние аф­фекта". Скорее, это была злость вперемешку с ответственностью за чужие жизни - и при этом четко осознаешь, что можешь погибнуть.

- Нервные срывы после та­ких ситуаций, наверно, неиз­бежны. Как снимали это не­человеческое напряжение?

- Уже само возвращение с зада­ния было лучше всякого сеанса психотерапии - и для тех, кто ухо­дил, и для тех, кто оставался. Спус­каемся с гор, усталые, грязные, из­мотанные неимоверно, а нас встре­чают. Играет духовой оркестр, дев­чата из госпиталя высыпали... Тут же обо всем забываешь, подтяги­ваешься, принимаешь бравый вид. Радостью были письма с Родины. Обсуждали каждую новость. Жизнь в Союзе перестала быть однооб­разной: на смену Брежневу пришел Андропов... Молодость брала свое, и, несмотря ни на что, умели шу­тить и смеяться. Ах как мы встре­чали Новый год! На ветках вечнозе­леного растения развешивали гра­наты, патроны, цепляли палку кол­басы...

- Вы часто вспоминаете Афганистан?

- Очень редко. И не потому, что запер эти воспо­минания где-то в дальних закоул­ках памяти. Помню все в мельчай­ших подробностях. Привези меня на наше КПП - пройду с закрытыми глазами, настолько прочно отпеча­талось это в мозгу... Просто моя жизнь менялась каждые два года - новое место назначения, новые люди, а позднее и другая работа. Так что Афганистан - всего лишь один из этапов жизни. Конечно, эти два года вспоминаются как очень тяжелые - и в физическом, и в пси­хологическом плане. 40-градусный холод гор и неимоверная жара долин, осточертевшая килька в томате и замкнутое пространство КПП... Мы теряли товарищей, виде­ли кровь и искореженные тела... Было от чего сломаться и несла­бым. Я сам вышел из того боя на высоте с яростным желанием убивать...

- И вы понимаете тех, кто после пребывания в "горячей точке" не на­шел своего места в жизни, спился?

- Среди тех, кого я знал близко, нет сломленных Аф­ганистаном. Люди разные. Один скажет: я видел такое, от чего не смогу жить даль­ше как все, и окружающие должны относиться ко мне со снисходительностью. А дру­гой подумает: я там был, теперь я знаю себе цену, знаю, на что способен, мне уже не страшны ни физичес­кие, ни моральные перегруз­ки, мне не надо ничьей жало­сти и унизительных льгот, я ценю жизнь и найду в ней свое место...

- А какое отношение к себе вы чувствовали после возвращения из Афганистана?

- Как к участнику Великой Отечественной. Меня всюду приглашали, я сидел в пре­зидиумах, много выступал перед солдатами, перед школьниками. Отношение было очень уважитель­ное, встречали восторженно, ник­то ни разу не сказал, а за что ты там воевал, кто тебя туда посы­лал... Это уже потом, после выво­да войск, отношение к "афганцам" резко изменилось.

- Вы никогда не жалели о том, что в далеком 1981-ом написали рапорт с просьбой отправить в "горячую точку"?

- Никогда. Афганистан помог мне многое открыть в самом себе. Без него некоторые понятия так и ос­тались бы для меня абстрактными. Я никогда не жалел о годах, отдан­ных Советской Армии. Не приемлю нынешнего негативного отношения к солдатской службе. Если моло­дой человек здоров, он обязан выполнить свой долг перед Отече­ством. Если не мы, то кто будет защищать нашу Родину? Войска чужого государства?..