Андрей Конушин: "Я мог остаться в тылу..."

• 21 июня 2013, 12:43
• Общество

Прошло 72 года с того дня, когда началась Великая Отечественная война. Ветеранов из года в год становится всё меньше и меньше. Но никогда не уйдут из памяти людей эти 1418 дней и ночей.

Мы должны помнить имена героев, которые не вернулись с фронта, отдав свою жизнь Родине, и имена тех, кто вернулся. В Онохино осталось 3 ветерана Великой Отечественной. Один из них - А.И.Конушин. Андрей Иванович с удовольствием поделился своими солдатскими воспоминаниями.

- Андрей Иванович, в каком году вас призвали на фронт и сколько лет вам было?

• Призвали в 1942 году, мне было тогда 17 с половиной. Как раз окончил среднюю школу в Червишево и сразу - в военное офицерское училище. Нужно было учиться два года, но всё изменила война. Половина из нас недоучились, половине присвоили звание сержанта. Я был единственный из Онохино, ещё было трое из Червишево. Через полгода - погоны и Брянский фронт. Нас привезли в 61-ю армию. На Брянском фронте готовились к отражению очередного выступления фашистских войск. Фашисты планировали пробиться к Курску с двух сторон - от Белгорода и Орла, окружить наши войска на Курском выступе и уничтожить. А там и до Москвы рукой подать. Эта операция была названа Гитлером "Цитадель" - третья его попытка захватить Москву. Но планам не суждено было сбыться: каждый день оборачивался для фашистов большими потерями. До 12 июля наши войска отражали натиск немецкой армии, а затем перешли в наступление. 12 июля было танковое сражение под Прохоровкой, после чего немцы были вынуждены отступить.

- И опять планам не суждено было сбыться...

• Да, планов у Гитлера было много. Сначала взять Москву, затем юг, то есть Сталинград, чтобы отрезать Москву от южных областей. Тоже ничего не вышло. Тогда фашисты решили пробиться к Москве от Орла, и снова ничего не получилось. В сражениях под Орлом участвовала и 110-я стрелковая дивизия. Я был командиром пулемётного взвода 1291-го стрелкового полка. За две недели нас там перебили почти всех, кто-то был ранен, кто-то убит. Мы воевали две недели, и каждый день можно было умереть десятки раз.

- Андрей Иванович, вы писали: "Одни погибали в первые минуты первого боя..."

• Да, бывало, перешагиваешь окопы, траншеи, которые были вырыты за ночь или за две. Мелкие такие. Переступишь через убитых - и дальше идёшь. По уставу в стрелковом батальоне должно быть двенадцать станковых пулемётов, а было десять, двух не хватало, и вот из десяти пулеметчиков я остался один. Я был ранен, осколок мины прилетел между пальцами, рука опухла. Пуля прошла под ключицу, попала в ягодицу, в мягкое место. На плече у меня была командирская сумка из такого же материала, что и кирзовые сапоги. Пуля впилась в эту сумку. А в сумке была ложка из кровельного железа. И пуля в кромку, которую в рот берут, впилась, и ложку сплющило пополам. Стал я перетряхивать сумку - и увидел в уголке комочек. Вот это и была пулька. Надо было бы сохранить, только тогда не до того было...

- Что помогало и поддерживало вас на фронте?

• А куда там было деваться! Там ведь никуда не побежишь. Мне вот что запомнилось: остался я один, пулемётчики мои все погибли. Один пулемёт остался. А "Максимы" были не приспособлены к наступлению, только к обороне: ствол высунешь в амбразуру - и стреляй, потому что у них охлаждение водяное. Всех перебили немцы даже снайпера. Я его винтовку подобрал, себе взял, ему свою положил. Гранат насобирал, "лимонок". Они были оборонительного действия и взрывались мелкими осколками. Насобирал, одну в карман - вдруг фашисты в плен возьмут.

- Говорят, страх мужчинам несвойственен. Вам часто было страшно?

• А какой страх? Никакого страху не было! Когда вокруг стрельба и взрывы
• какой там страх. Меня на Курской дуге ранило не из-за страха, а из-за любопытства. Я подобрал чей-то бинокль и вижу: бегают два немецких офицера, видимо, готовят своих солдат к атаке. Выстрелил из снайперской винтовки, один офицер упал. Снова перезаряжаю и стреляю, падает второй. И всё - тишина. Через несколько минут, видимо, узнав, что их офицеров убили, фашисты стали нас обстреливать. Колошматят, а траншея-то пустая, только я один. И они по пустой траншее долбили, долбили, а в меня не попали. Я думаю, сейчас пойдут в атаку - приготовился. Тишина, никто не идёт. Что такое? Я пулемёт в сторону повернул и выглядываю. А с той стороны снайпер меня увидел и выстрелил. Пуля была разрывная, впилась в руку. Вот ведь как бывает, эта пуля мне жизнь спасла. Ну, я соскакиваю в окоп, у меня было два пакета, перемотал ими руку. Два дня ничего не пил, вокруг ведь степь. Воды нет, пулемёт даже не полностью заправлен. Почти без сознания от голода, а тут ещё и рана. Пополз, не помню, сколько полз и куда. Очнулся на столе у хирурга. Кости были раздроблены, полгода меня лечили, потом дали вторую группу инвалидности. Вот так и отвоевался.

- А что же было дальше?

• Я мог остаться в тылу, там всегда нужны люди. Но я спросил себя: что в тылу-то буду делать? В это время в Горьком формировался отряд, набирали 3-ю танковую армию. Я записался туда, там ведь не спрашивают, работает ли у тебя рука, там главное, чтобы голова и ноги работали. И 26 декабря я уже был за Днепром, в этой же танковой армии, опять же командиром взвода. Мы с танкистами до самой Польши за два месяца дошли, там была не только наша 3-я танковая армия, ещё и 4-я была, вот и получилось, что мы лавиной двинулись. Сначала немцы на нас шли, а потом, как Днепр форсировали, уже мы их табуном погнали до Чехословакии и Польши. Через два месяца меня где-то на границе с Польшей ранило двумя осколками в руку и одним осколком в ногу. И снова больница. Повезли меня с Украины, с Запада, в Курган, через всю страну...

Через пару месяцев я вернулся в строй. Дошёл до Берлина, где получил очередное ранение. 9 мая встретил в госпитале, в Украине. Вот так получилось, что воевать-то воевал, а день Победы толком и не встретил...

Беседовала Алёна ФЕДОТОВА.

с.Онохино.